Ужасы Ховринской больницы

[Oleg]

... Лора уже с детства была увлечена вещами столь невероятными для маленького ребенка, что уже тогда она нуждалась в помощи искусного психиатра. Все началось с фильмов мистики и ужасов, которые в детстве завораживали ее своими дикими сценами. И, уверовав в торжество экранного зла, маленькая Лора постепенно пришла к мысли о торжестве зла в реальной жизни. Более того, себя она видела в роли той, кто поможет злу занять подобающее ему величайшее место.

Так бывает, что маленькие девочки любят играть в фей и волшебниц. Так бывает очень часто, оh yeah. В сущности ведь всякая женщина фея и волшебница, только вот абсолютное большинство девочек, вырастая, как-то забывают об этом и превращаются в бабищ – приземленных, грубо размалеванных и ни хрена не романтичных коров, от которых пахнет парфюмом, потом и месячными, за что их хочется немедленно удавить ременной петлей, хе-хе. Девочки же (а речь сейчас только о них) предпочитают играть в добрых фей и быть добрыми волшебницами. Но не все. Маленькая Лора была злой волшебницей. В своих ранних фантазиях она представляла себя королевой черного королевства мертвецов, и за закрытыми дверями своей комнаты она создавала это королевство, это государство, в котором были и министры, и рабы, и воины со страшными звериными головами, и она сама, сидящая на черном резном троне, у подножия которого кишели змеи и скорпионы. Для будущего десятилетней девочки такие фантазии ничего хорошего не сулили, но родители на все ее игры внимания не обращали. Они уже вырастили двоих детей, детей, которые стали взрослыми, получили прекрасное образование и делали карьеру в банках и галерейном бизнесе. Лора была для них последней отрадой, и ей дозволялось все. Она ни в чем не знала отказа.

Со временем девочка превратилась в существо, словно сошедшее с полотен фантаста Валеджо: сильное, прекрасное тело, грива черных волос, к которой не прикасалась рука парикмахера, бездонные черные глаза, белоснежные зубы, невероятно длинные пальцы. Ее красота сводила с ума, вслед ей оборачивались мужчины и женщины: первые с вожделением, вторые с ненавистью. У нее не было постоянного ухажера. Лора блюла себя для особенного жениха.

Книга, по которой Лора молилась в своей комнате, игнорируя субботние походы в синагогу, была «Сатанинской библией» Шандора Ла Вея. На подобной литературе взошло ее сознание и соединилось с сознанием встреченных ею единомышленников. Лора стремилась к лидерству, была красива исключительной, демонической красотой, и компания избрала ее своей жрицей. То их первое ночное сборище, или, проще говоря, шабаш, проходил на лесной поляне в шатурских чащах, в Вальпургиеву ночь, которая, как известно, случается во всякий год, во всякую весну с 30 апреля на 1 мая. На шабаше Лора провозгласила свою компанию сектой во славу сатаны и дала ей название Нимостор по образу и подобию самой страшной черной секты, существовавшей в Древнем Египте в середине девятого периода. Легенды о страшных деяниях Нимостора, прочитанные Лорой еще в детстве, создали в начале девяностых годов секту столь чудовищную, столь жестокую, что никогда еще в двадцатом веке на территории Москвы никакой подобной нечестивой организации не водилось. Шел 1994 год, я был студентом третьего курса социологического факультета, возможно, что встречал этих черных чудаков, прогуливаясь между «парами» или сачкуя и проводя время за распитием любимого всеми студиозусами пива, но ничего в моей памяти о тех встречах не осталось. Во всяком случае, на такую мистическую красавицу я непременно обратил бы внимание, но нет – Лора была студенткой юридического факультета, мы учились в разных зданиях, мы встретились с ней намного позже...

За десять лет до описываемых мною событий, на заре горбачевского развала на окраине Москвы была выстроена колоссальных размеров больница. Здание это было запроектировано в одном из столичных архитектурных бюро молодым человеком, начинающим архитектором по фамилии Лукашин. Этот самый Лукашин, чьи имя и отчество для истории, скорее всего, безвозвратно утеряны, был не то юмористом, не то символистом, не то черт знает кем: он нарисовал здание больницы таким образом, что с высоты оно точь в точь напоминало знак биологической опасности, принятый всемирной системой здравоохранения в начале шестидесятых годов двадцатого века. Лукашин убрал агрессивные косые линии знака, напоминающего отвратительное насекомое, и заменил его более стилизованными, прямыми, превратив будущую больницу не то в сложной формы крест, не то в кельтскую фигуру или в друидскую спираль, не то еще ни пойми во что. На защите проекта он утверждал, что это снежинка. Именно как «снежинка» этот проект и пришелся по душе комиссии, и его утвердили и воплотили в сталь, бетон и прочие строительные материалы, словом, во все то, из чего обычно строится любое здание.

Однако сооружать что-то подобное во время развала страны было делом, заранее обреченным на провал. Никто почему-то не учел, что протекающая неподалеку подземная безымянная речка делает близлежащие почвы непригодными для строительства такой махины, и строить все равно начали. Работали быстро – здание панельное, и его строительство напоминает собирание гигантского конструктора – знай соединяй модули башенным краном, сваривай их арматурой, возводи кирпичные перемычки. Торопились сдать больницу в срок, подгадав к какой-то революционной дате: вставили окна, навесили двери, настелили линолеум и начали потихоньку завозить оборудование, но тут случилась у строителей промашка ужасная, и вся возведенная ими махина дала осадку. То есть попросту на полметра ушла в землю. Схватились за головы, стали тестировать грунт, оказалось, что построить в этом месте что-либо невозможно. Раньше, до начала строительства на этом пустыре исстари хоронили мертвых, было городское кладбище и строители его втихомолку срыли. Само собой, что поползли слухи о мести мертвых и прочая подобная ерунда. Стройка затянулась, вовсе остановилась, комиссия приезжала за комиссией, а потом Горбачев продался с потрохами дяде Сэму, «чтобы красиво тусоваться», и всем на все стало наплевать. Комиссии больше не ездили, а недострой обнесли бетонным забором и поставили солдат, чтобы охраняли и предотвращали мародерство. Местные жители давно зарились на дефицитные рамы и линолеум, двери и унитазы, кафель и радиаторы парового отопления. Поэтому, как только горбачевский развал достиг апогея и сменился ельцинским, а солдат развезли грузовиками восвояси и осталась больница без присмотра, ее тут же и разнесли по винтику, да по шпунтику, да по щепочке! Одни только стены бетонные и оставили, и боле ничего. И осталась больница пустовать, обиженно глядя на москвичей-мародеров пустыми глазницами окон.

Впрочем, пустовала она недолго. Осенью 93-го в больнице стали появляться какие-то в буквальном смысле темные личности. В буквальном, потому что одеты они были в черные балахоны с капюшонами и производили впечатление не больно-то добропорядочных и разговорчивых. То были разведчики Нимостора, и они нашли это место пригодным для себя. Тогда в одночасье секта, насчитывающая к тому времени полторы сотни человек, переселилась в больницу, и в Москве тихо началась эпоха Нимостора, почти так же, как когда-то начиналась эпоха Леньки Пантелеева или банды «Черная кошка».

То, что заброшенное здание обрело хозяев, первыми ощутили на себе бездомные собаки и кошки, и те же собаки и кошки, только домашние, принадлежащие жителям окрестных домов. Животные стали исчезать десятками. Бездомных, само собой, никто не искал, а вот объявлениями о пропаже любимых питомцев запестрели вскоре окрестные столбы и автобусные остановки. Все эти несчастные твари сгинули в стенах больницы во время диких оргий, имеющих у сатанистов название «черных месс». Их пытали, сдирали заживо кожу, мучили изощренно и ужасно. Их приносили в жертву перед вырезанной из дерева статуей козла на алтаре, сложенном из бетонных плит, бурых от впитавшейся крови.

Лора сказала родителям, что переезжает к заболевшей подруге. Сказала, что хочет попробовать начать вести самостоятельную жизнь, ухаживать за близким человеком, оказать посильную помощь. Все это было так трогательно, так исключительно прекрасно характеризовало ее воспитание, ее высокие моральные качества, что родители не стали возражать и Лора переехала... в больницу. В свою новую подземную квартиру. Несколько таких квартир, куда проведено было электричество, установлены обогреватели и мебель, верхушка Нимостора оборудовала для себя в тоннеле, который связывал основной корпус больницы с отделением офтальмологии и моргом. Здесь эти мерзавцы устроились со всем мыслимым для таких условий комфортом: мягко спали, сытно жрали, сношались, не особенно разбираясь кто с кем. Лора трахалась с тремя-четырьмя мужчинами одновременно, захлебывалась спермой, они обмазывали друг друга нечистотами. Ее соски были пирсингованы колечками с укрепленными на них миниатюрными черепами. Спину ее украшала огромная страшная татуировка: изображение бредущей по колено в кровавом потоке Смерти, державшей в костлявой руке своей отрубленную человеческую голову. Черные мессы шли своим чередом, и очень быстро жертвоприношения в виде животных перестали устраивать деревянного идола, он потребовал человеческой плоти. Об этом объявила Лора во время одного из сборищ, и ее верные адепты в тот же вечер выполнили волю своей обезумевшей жрицы.

В больнице было полным полно бомжей. На территорию, занятую сатанистами, они благоразумно не вторгались, селились в прилегающем корпусе офтальмологии или на верхних этажах основного. К тому же постоянными жильцами больницы бомжи не были. Племя это кочевое, долго на одном месте не задерживается и путешествует по городам и весям в поисках лучшей для себя доли: объедков посытнее, грошей на опохмел. Каждый из этих бедолаг сам по себе, поэтому, когда кто-нибудь из них пропадает, то другие его не ищут: «Раз ушел, значит, так надо, нам-то какая разница». Когда сатанисты тайком схватили одного из бомжей, тот даже не орал, настолько он был слаб и пьян. Он заорал позже, там, в тоннеле, когда его раздели и разложили на бетонном алтаре, а жрица Лора отрезала ему гениталии, вскрыла живот и, погрузив руки в брюшную полость, достала кишки. Слабеющие вопли злосчастного бродяги потонули в гуле возбужденной зрелищем толпы адептов. С тех пор люди стали приноситься в жертву регулярно. Спустя короткое время бомжи стали обходить окаянную больницу стороной, но их все равно отлавливали и волокли на алтарь, где Лора или кто-то из ее адептов превращали последние минуты жизни несчастных в адский кошмар.

Однажды, во время какой-то особенно праздничной мессы, когда решено было принести в жертву сразу шестерых несчастных, им вырезали сердца и пожарили их на сковороде, после чего кусочком сердца причастился каждый из присутствующих. Несчастных людей пытали, мучили, подвешивали за ребра и поднимали к потолку, сжигали заживо, и ни один из звуков не выходил на поверхность земли из глубокого тоннеля, который сами сатанисты называли тоннелем в ад. Подобно аду в тоннеле были сооружены печи, в которых сжигались останки несчастных.

Для ловли жертв нимосторовцы придумали целую систему ловушек. Человек шел по коридору, скажем, восьмого этажа, наступал на тщательно замаскированную картоном пустоту в перекрытии и летел вниз, иногда пролетая несколько этажей и, естественно, разбиваясь насмерть. Иногда на дне ловушки жертву ожидали остро отточенные прутья арматуры. Иногда человек с головой уходил в ледяную воду подвала и в ней тонул. Фантазия мерзавцев била ключом. У Лоры же был в заводе обычай всякий раз перед тем, как идти ко сну, мочиться на распятие. Остальные члены секты совершали над христианскими святынями еще более мерзкие надругательства.

Помимо бомжей жертвами Нимостора становились и далеко не маргинальные граждане. В основном это были вездесущие подростки, чье любопытство заводило их в заброшенные чертоги, а воображение рисовало картины в стиле фэнтези. Все фантазии воплощались в сущий кошмар и заканчивались в лапах вовсе не книжных злодеев, настоящих демонов во плоти. Подростков насиловали, издевались, мучили и убивали. Достаточно быстро Нимостор стал зарабатывать на продаже человеческих органов. Лора лично придумала этот бизнес, выйдя на заинтересованных спекулянтов из Прибалтики. Таким образом, днем она была добропорядочной студенткой, вечером занималась бизнесом, торгуясь из-за стоимости почки или спинного мозга, а по ночам превращалась в королеву ада, в наложницу дьявола!

Весь этот кошмар длился почти полтора года. Полтора года! За это время больше двухсот человек были пожертвованы Нимостором статуе деревянного козла. По многим из пропавших милицией были заведены розыскные дела, и хотя милиция в середине девяностых работала не так чтобы очень хорошо, а розыскные дела, как известно, вообще малоперспективны, все же довольно быстро стало милиционерам понятно, что эпицентром всех этих исчезновений является больница. Несколько раз в больнице проводились внезапные рейды, но, кроме вездесущих бомжей и трупов животных разной степени разложения, ничего не обнаружили. Нимостор хорошо прятался. Вход в тоннель было непросто найти человеку непосвященному, и всякий раз милиционеры, проходя мимо самой обычной кирпичной стенки, не подозревали, что за ней начинается спуск в обитель зла: шесть лестничных маршей, три этажа – и вот оно, убежище секты Нимостор. Можно судить о размере больницы только по этому факту: полтораста человек в состоянии были спрятаться в ее недрах бесследно!

Из книги "МЖ-2" Алексея Колышевского.

[Oleg]

Но всему на свете приходит конец. Даже злу, когда оно столь нагло заявляет о себе, столь откровенно выпячивает свое существование. Нимостор накрыли, и сделал это отец Лоры, сам того не желая. Дочь все реже стала появляться дома, а отец все чаще стал сомневаться в существовании больной подруги и, будучи человеком недоверчивым, вдруг втемяшил себе в голову, что дочь его, должно быть, связалась с каким-нибудь парнем и не хочет до поры до времени эту связь открывать им, своим родителям. Ефима Самойловича такое предположение озадачило и даже испугало. Он давно присмотрел Лоре партию – сына одного весьма состоятельного израильского бизнесмена, своего партнера, и мечтал объединить этой свадьбой капиталы, распорядившись своей младшей дочерью как самым своим выгодным активом. Связь с нищебродом и возможная беременность дочери не входила в планы Масионжика, поэтому он поступил сообразно своему характеру: ни в какие душеспасительные разговоры с Лорой вступать до поры до времени не стал, а нанял частного детектива – неприметного мужичка из бывших сотрудников седьмого управления КГБ – профессионального «топтуна». Ну, тот и «натоптал»...

Услышанное повергло Масионжика в состояние глубочайшего нервного припадка. Он чуть было не получил инфаркт и с трудом оправился от услышанного. Его Лорочка, его цветочек торгует органами! Ходит спать в какую-то заброшенную больницу! Она преступница! Нет, нет, нет! Этого не может быть! С этим немедленно нужно покончить раз и навсегда!

Подкараулив ее после занятий, отец забрал Лору домой, но тем же вечером она сбежала. В университете с тех пор больше не появлялась, и Масионжик устроил возле больницы засаду из сотрудников своей охраны. Наутро засаду из четверых человек обнаружить не удалось. Словно сгинули бесследно. Ночью их заживо сожгли в подземных печах под заунывное пение сатанинских гимнов: больница оборонялась, хотя Лора и понимала, что находиться здесь для секты равносильно самоубийству. Рано или поздно за всеми ними должны были прийти, и на совете секты решено было на время разойтись, искать новое пристанище. Лора никому не сказала, что весь сыр-бор начался из-за нее. Не сказала, потому что хорошо знала характер и нравы своих «братьев». Те могли забыть о ее прошлых заслугах, и тогда – следом за всеми этими несчастными в печь, вперед головой. Решение разойтись показалось нимосторовцам своевременным, но... В тот момент, когда оно прозвучало под сводами тоннеля, больница уже была окружена коптевской братвой, переодетой в милицейскую форму. Предшествовал этой операции визит Масионжика к Коваленко, бывшему тогда в звании полковника и начальника РУВД.

Они именно тогда и познакомились, и Масионжик свой первый визит облагородил толстой пачкой баксов и отчаянной просьбой спасти заблудшую дочь. Коваленко, на чьей территории находилась проклятая больница, о многих связанных с ней дурных чудесах было известно, вот только руки у него, как и у любого бюрократа, были связаны. Хотя чесались у Коваленко руки разделаться со всеми этими «жильцами» – ловцами и мучителями кошек и собак. Первое заявление на Нимостор принесла некая старушка, чье имя теперь кануло в омут истории. В заявлении она, как могла, описала странных людей, похитивших и убивших, как она уверяла, ее рыжего кота. Имя кота в истории осталось – Коваленко помнил, что кота звали почему-то Анатоль. В милиции над старушкой посмеялись, а спустя два дня ее нашли в окрестностях больницы, в парке, в виде чучела: кто-то выпотрошил ее, набил травой и всяким мусором и заштопал сапожной иглой. На лбу старушки была нарисована пентаграмма, и убитая была подвешена за ноги к толстому суку дерева.

– Ни хуя себе Буратино, – произнес тогда потрясенный картиной Коваленко и с тех пор стал интересоваться деятельностью Нимостора лично.

Но что он мог? Назначить следствие, которое и так было назначено и вяло протекало ввиду отсутствия свидетелей и охотников с ним, то есть со следствием, сотрудничать? Здесь был тот известный всем случай, когда вина негодяев не требует доказательств, но для того, чтобы засадить их за решетку, необходима колоссальная работа с внедрением агентуры в преступную среду. А о том, чтобы внедрить сотрудника в Нимостор, нечего было и думать. Его там враз раскусили бы. Да и найти человека, который добровольно согласится стать сатанистом, пусть даже это его служебный долг, – дело неслыханное. Поэтому, выражаясь фигурально, в голове у Коваленко начал зреть и наливаться соком плод некой мысли, который к визиту отца Лоры полностью созрел и готов был упасть с ветки.

– Вы себе представляете, в какой компании ваша доченька оказалась? – грозно спросил Коваленко у прибитого горем папаши, и тот лишь подавленно кивнул в ответ. – А у меня есть сведения, что она там у них за главную. Вроде пчелиной матки, – зло усмехнулся Коваленко. – Это шайка убийц и маньяков, там каждому вышку надо давать.

– Что же делать? – жалобно спросил Масионжик, исподлобья поглядывая на полковника.

– Что делать? Кончать с этим надо. Раз и навсегда. Вы готовы оплатить операцию по зачистке больницы от криминального элемента? По сути это будет операция по спасению вашей дочери, которую якобы все это время удерживали в заложницах. Так надо, чтобы потом ни у кого вопросов не возникло, понимаете?

– Готов! – с готовностью выпалил Масионжик.

– Только учтите, – жестко принялся говорить Коваленко, – милицию тут задействовать нельзя. Официально это сделать почти невозможно. Потребуется куча бумаг, проверок, уйма времени на все это, а за это время они еще десятка два человек на тот свет отправят. Будем решать через братву. С этими проще. Во-первых, вы им заплатите, а братва это любит, во-вторых, все бандиты люди очень набожные, а мои коптевские, так те вообще народ верующий, православный, крещеный. Церкви строят. Скажу им, что надо за веру выступить, упырей покрошить, они все сделают в лучшем виде. А деньги нужны на то, чтобы их переодеть в милицейскую форму, вооружить и сделать все так, чтобы это выглядело как межведомственная засекреченная милицейская операция. Иначе, как только мы начнем, сразу же куча настоящих ментов прилетит и такое начнется, что лучше себе и не представлять. Фото дочки при вас? Это так, чтобы не ошибиться и живой ее оттуда вызволить.

Сказано – сделано. Спустя сутки после того разговора, в полночь одного из дней середины ноября 1996 года, к заброшенной больнице подъехали шесть автобусов «Икарус», откуда высыпало около двухсот здоровенных мужиков в форме ОМОНа, в масках и вооруженные до зубов: помимо автоматов у каждого имелись противотанковые гранаты, отряд сопровождало более десятка овчарок. Командовал всеми полковник, также одетый в камуфляж. По его команде прибывшие разбились на две большие группы: одни окружили территорию плотным кольцом, другие пошли на штурм, оказавшийся настоящей зачисткой. Братва расстреливала всех без разбора, а Коваленко с фотографией в руке и «стечкиным» с примотанным к нему фонариком в другой шел впереди и напряженно всматривался в искаженные лица бродяг, выхваченные из ночи лучом фонарика. Одного из бродяг, умолявшего его не убивать, Коваленко внимательно выслушал и убедился в том, что этот доходяга знает, как попасть в тоннель.

– Веди, сучара, – ткнул ему между лопаток стволом Коваленко, – подставишь – угондошу.

Бродяга привел их к кирпичной «ширме», которая сдвигалась в сторону. Как только несколько бойцов, навалясь, отодвинули ее и открылся первый, неосвещенный лестничный марш, оттуда послышались выстрелы. Нимостору было, чем ответить на атаку. Рискуя жизнью, Коваленко, держа перед собой бронежилет словно щит, ринулся вперед. Он беспрерывно орал и стрелял в воздух. Толпа сатанистов сгрудилась у противоположного выхода из тоннеля, пытаясь уйти, но путь к отступлению был перекрыт: наверху надрывались овчарки первой группы. Коваленко, заявив, что никто никому не причинит вреда, попросил всех сложить оружие. Смелые с беззащитными и струсившие при виде вооруженных людей сатанисты покорно бросили несколько пистолетов на бетонный пол. Коваленко в той толпе отыскал Лору и поманил ее пальцем:

– Иди сюда, девочка. Иди к дяде, и все у тебя будет хорошо.

Она вдруг очень сильно захотела жить. К тому же сатана призывал своих последователей к исключительной мере эгоизма, а значит... Она выбежала из толпы своих бывших соратников и прильнула к полковнику. Из толпы преданных ею «братьев» раздался чей-то голос, чьи-то слова, которые пронзили ее, словно копьем. Голос ударил ей в спину:

– До встречи в аду, лживая сука. Будь проклята. Сатана придет за тобой, когда ты станешь земной тварью и обретешь лживое счастье.

Она потеряла сознание, обмякла. Полковник взвалил ее на плечо, быстро отступил за ряды нападавших и коротко скомандовал:

– Валите их всех, пацаны...

...Прошло больше десятка лет с той памятной ночи, но и по сию пору, если удастся разговорить какого-нибудь из коренных жителей близлежащих домов, то он расскажет, что в ту ночь в больнице стояла такая канонада, что казалось, будто началась война. К тому же были слышны взрывы: коптевские забросали тоннель гранатами. От разрывов гранат лопнули канализационные трубы, и тоннель в мгновение ока оказался затопленным. Так в полночь одного из дней середины ноября девяносто шестого года в тоннеле Ховринской больницы, глубоко под землей, Нимостор в полном составе нашел свою братскую могилу. А Лора до поры до времени была спасена.

[Oleg]

[Oleg]

Стали снимать фильм про Ховринскую заброшенную больницу, приглашают актеров.
https://vk.com/public89923886

Описание:
Полнометражный фильм в жанре ужасов под рабочим названием «Ховрино». Режиссер картины - Сергей Кузнецов, одна из последних работ которого - короткометражный фильм на тему постапокалипсиса «Шоу века» с участием Натальи Медведевой, Павла Баршака, Ивана Добронравова. Продюсер проекта «Ховрино» - Евгений Лошак, также, продюсер короткометражного фильма «Шоу века».

Съемки картины, основанной на реальных событиях, планируется начать в июне 2015 года в Москве.

Веб-сайт:
http://www.kinoest.com/

[Oleg]

Интервью про фильм Ховрино.

[Oleg]

Теперь ужасаться предстоит жителям.

https://www.novayagazeta.ru/articles/2019/10/17/82401-hzb-vozvraschaetsya